Климатическая дилемма: что дороже — действовать или бездействовать?

 

Почему климат — это не только экология, но и экономика

На первый взгляд может показаться, что изменение климата — это вопрос экологии и метеорологии. Однако в действительности оно затрагивает саму основу глобальной и национальной экономики.

Климатические риски трансформируются в экономические убытки: от разрушения инфраструктуры до падения урожайности, от роста цен на энергоносители до изменений в мировой торговле.

А значит, переход к устойчивой энергетике — это не просто стратегическая цель, а экономическая необходимость, обращает внимание Олег Черп — эксперт Межправительственной группы экспертов по изменению климата (IPCC), профессор Лундского и Центрально-Европейского университетов, один из самых цитируемых учёных мира в своей области.

Но каковы экономические последствия этого энергоперехода? И можно ли его сделать справедливым для всех стран мира?

 

Экономика энергоперехода: цена справедливости

Любое обсуждение климата упирается в три вопроса: на сколько нужно сокращать выбросы, как срочно и какой ценой? По мнению Олега Черпа, это можно упростить до двух ключевых аспектов: каков ущерб от изменения климата и сколько стоит его смягчение?

Профессор объясняет: «Даже если мы перестанем выбрасывать CO2 сегодня, температура не снизится сразу. CO2 — инертный газ, он остаётся в атмосфере сотни лет. Система обладает инерцией, как шар, катящийся по наклонной. Поэтому мы уже почти достигли отметки в +1,5 °C от доиндустриального уровня и, скорее всего, скоро её превысим».

Учёные измеряют CO2 и температуру по всему миру. «Уровень углекислого газа в атмосфере — самый высокий за сотни тысяч лет, – говорит Олег Черп – Температура выросла примерно на 1,1 °C с конца XIX века, и почти все учёные связывают этот рост напрямую с выбросами, вызванными деятельностью человека».

По словам профессора, это не просто научный факт, а реальность, с которой уже сталкиваются экономики.

«Изменение климата сказывается на сельском хозяйстве, воде, здоровье, распространении инфекций. Особенно сильно страдают бедные страны, которые меньше всего способствовали накоплению выбросов. Поэтому переговоры всегда политизированы: богатые платят бедным. Это логично, потому что именно уязвимые регионы сталкиваются с последствиями первыми. Проблема в том, что помощь часто недостаточна», – подчёркивает он.

 

Переход к нулевым выбросам: дорого, но неизбежно

В Парижском соглашении по климату установлена цель: ограничить потепление 1,5–2 °C. Для этого выбросы CO2 должны сократиться почти до нуля к 2050 году, подчёркивает профессор Олег Черп. Но сделать это — значит перестроить всю мировую энергосистему. Причём не просто технически: речь идёт о масштабной трансформации экономики и общества».

Но как это сделать? Во-первых, по словам учёного, нужно отказаться от ископаемого топлива: нефти, газа, угля. Это значит — изменить транспорт, промышленность, здания и энергетику. Каждая из этих сфер требует своих технологий.

Например, легковые авто можно перевести на электричество, но грузовики и самолёты — пока нет. Здесь нужны синтетические виды топлива: водород, аммиак, синтетические углеводороды, объясняет профессор. Они могут производиться из воздуха и воды с помощью возобновляемой энергии.

Во-вторых, нужно резко увеличить генерацию чистой энергии. И не просто увеличивать, а сделать её стабильной.

«Солнечная и ветровая энергетика переменчива. Атомная — стабильна, но негибка. Поэтому нужны интеллектуальные энергосети, новые технологии хранения и балансирующие мощности», – уточняет Черп. Речь идёт о создании мощных аккумуляторов и резервных источников.

Кроме того, энергетический переход невозможен без масштабных инвестиций, грамотного планирования и политической воли.

«Правительства должны не только стимулировать бизнес, но и обеспечивать справедливость перехода — особенно для тех, кто рискует потерять работу или доход. Это не просто технологическая задача, а социально-экономическая трансформация», – заключает профессор.

 

Отрицательные выбросы: технологии, которые спасут планету

«Даже если мы сегодня резко сократим выбросы, это не решит проблему, – подчёркивает профессор Олег Черп. – Углекислого газа в атмосфере уже слишком много. Мы должны не только перестать выбрасывать, но и научиться забирать CO₂ из воздуха».

Он объясняет, что именно так появляются концепции «отрицательных выбросов»: «Речь идёт, например, о производстве синтетического топлива из атмосферного CO₂ или инженерных решениях, где энергетическая система одновременно вырабатывает энергию и удаляет парниковые газы».

По словам Черпа, сюда также входят технологии улавливания и хранения углерода (CCS), биоулавливания, выращивания лесов и почвенного углеродного менеджмента.

«Учёные уже моделируют системы, в которых каждая единица энергии производится с одновременным снижением углеродного следа», – добавляет он.

 

Экономика: считать, а не паниковать

Профессор Черп поясняет: «Мы точно знаем, что произойдёт в ближайшие 20 лет — почти вне зависимости от наших усилий. Система инертна». Но это не повод бездействовать. Наоборот, это аргумент в пользу долгосрочной стратегии. Нужно оценивать затраты на борьбу с изменением климата — и сравнивать их с ущербом от его последствий.

Например, утепление зданий снижает выбросы и экономит деньги. Такие меры «бесплатны». Другие требуют вложений, но дают эффект через десятилетия. Умелое планирование позволяет избежать ненужных затрат и инвестировать в те решения, которые приносят максимальную отдачу.

Существуют расчёты, показывающие, какие меры по снижению выбросов окупаются, а какие — требуют субсидий. Это помогает формировать сбалансированную климатическую политику. Главное — не паниковать, а просчитывать».

 

Сколько стоит само изменение климата?

«Вы можете представить: работают сотни экономистов, – рассказывает профессор Олег Черп. – Если случается наводнение — считают убытки от разрушенных домов. Если жара — люди болеют, теряют работоспособность — это тоже убытки. Всё это трудно учесть: данных много».

Вот два региональных примера. Один — Ближний Восток и Северная Африка. Потери там почти достигают -75 % от потенциального дохода, то есть выше, чем в среднем по миру. Второй — Центральная Азия и Россия: здесь, в наиболее благоприятном сценарии изменения климата почти нет убытков.

«Почему? Потому что в России очень холодно. Некоторые негативные последствия компенсируются положительными. Это единственный регион, где эффект можно назвать условно положительным», – поясняет Черп. «Кстати, для Беларуси эффект почти нулевой или даже слегка положительный».

Есть и концептуальный момент. Обычно для расчётов берётся доход на душу населения в мире без изменения климата.

Например, сейчас в Литве — около 18 000 евро в год. Допустим, к 2050 году этот доход удвоился бы и достиг 36 000 евро. Если потери от изменения климата составят 20 %, то фактический доход будет 28 800 евро.

«Многие, увидев график, считают, что 20 % — это от сегодняшних 18 000. Но на самом деле, — подчёркивает профессор, — это от будущего роста. Такие детали часто искажаются. Некоторые климатологи даже используют этот эффект, чтобы усилить тревогу. Если показать, что доход всё равно растёт — даже медленно, люди могут ничего не предпринимать. А вот “минус 20 %” — звучит серьёзно».

Особенно драматична ситуация в странах Африки, где рост ВВП на душу населения часто около нуля.

«Если климат “съедает” 30–50 %, это не просто цифры. Это катастрофа. Люди становятся реально беднее», – подытоживает профессор.

 

Сравнение с затратами на переход

Как и с оценкой ущерба от климата, можно оценить и стоимость перехода к нулевым выбросам. Например, взять атомную энергетику: если она стоит 10 (в условных единицах), а позволяет сократить 5 гигатонн CO2, то затраты — 500 миллиардов долларов.

«Это и есть знаменитая диаграмма McKinsey, – отмечает Черп. – Некоторые меры — такие, как утепление зданий — не требуют затрат. Наоборот, они экономят деньги, снижая выбросы. То есть эффект — двойной».

«Это не просто экологическая, но и экономическая необходимость», — говорит Олег Черп.

Если не инвестировать сейчас, убытки в будущем будут выше. Это подтверждают как расчёты Нобелевского лауреата Уильяма Нордхауса, так и обозревателя Николаса Стерна. Хотя их методы различаются, общий вывод одинаков: действовать выгоднее, чем ждать.

Парижское соглашение стало символом этого подхода: цель поставлена не потому, что так дешевле, а потому что это — жизненно важно. Вопрос не только в экономике, но и в морали, справедливости, будущем поколений.

 

Возможности

Переход к нулевым выбросам создаёт новые профессии, новые технологии, новые инвестиции. Это шанс для энергетиков, экономистов, инженеров, стартапов. И для политиков, которые хотят принимать решения, основанные на данных, а не на страхе.

На этой волне появляются новые рынки, инструменты финансирования, образовательные программы и трансформация всего промышленного ландшафта. Снижение выбросов становится частью бизнес-стратегий и ESG-повестки (экологические, социальные и управленческие факторы).

«В этой сфере много возможностей, – подытоживает профессор. – И нам всем придётся этим заниматься так или иначе».

Вопрос лишь в том, кто воспользуется возможностями, а кто останется на обочине.

 

Беларусь и энергетический переход: между краткосрочной выгодой и долгосрочными рисками

В отличие от многих стран Европы, Беларусь движется по траектории замедленного энергетического перехода. Это обусловлено не только политическим контекстом, но и особенностями энергетического баланса страны, который в последние годы усилился за счёт доступа к дешёвым российским энергоресурсам.

На первый взгляд это кажется выгодным: импортируемая нефть и газ обходятся относительно дёшево, а беларусская промышленность и энергетика остаются стабильными. Однако, как подчёркивает специалист Департамента энергетической безопасности  iSANS Евгений Макарчук, такая модель — это не путь развития, а временное решение, которое может обернуться серьёзными экономическими издержками в будущем.

«В краткосрочной перспективе дешёвая нефть и газ из России — это безусловный плюс. Но в долгосрочной — это создаёт уязвимость и зависимость, в том числе политическую. Ведь все ключевые элементы газовой системы уже проданы и принадлежат России. Это не добавляет надёжности», – поясняет эксперт.

Беларусь остаётся одной из немногих стран региона, в которой выбросы парниковых газов не сокращаются.

Более того, после запуска БелАЭС доля электроэнергии в энергопотреблении выросла, но это не привело к системным шагам по декарбонизации других секторов экономики — особенно транспорта и промышленности.

Проблема ещё и в том, что зависимость от ископаемого топлива делает экономику уязвимой. Как только изменятся внешние условия (например, введение трансграничного углеродного регулирования со стороны ЕС), Беларусь окажется в положении, где энергосистема будет требовать немедленных и дорогостоящих реформ. Иначе страна начнёт терять конкурентоспособность на внешних рынках.

Даже сегодня международные инвесторы и партнёры всё чаще ориентируются на экологические показатели и устойчивость.

Отсутствие чёткой климатической стратегии в Беларуси может означать упущенные возможности: от финансирования «зелёных» проектов до доступа к рынкам, где экологические стандарты становятся нормой.

 

Кризисы и риски: у Беларуси уже был подобный опыт

Макарчук напоминает, что энергетическая нестабильность в отношениях с Россией — не теоретическая угроза, а исторически подтверждённый факт.

«Про Беларусь можно выделить пять кризисов. В 1995, 1996, 1998, 2004–2007 и 2010 годах. В 2007-м контракт на поставки газа был подписан буквально за две минуты до боя курантов. А в 2020 году первые три месяца нефть вообще не поставлялась по трубопроводу — пришлось завозить её танкерами из США, Саудовской Аравии и Норвегии», – напоминает Евгений Макарчук.

Он также отмечает: «Если посмотреть на 2010 год, когда накопились взаимные долги, то всё выглядело так, будто России был просто нужен конфликт. Беларусь заплатила за газ, Россия — за транзит, и все остались при своих. Но напряжение было серьёзным».

 

Уязвимость и потенциальные потери

В результате анализа энергетической инфраструктуры Беларуси команда Макарчука выявила наиболее уязвимые точки.

«Мы рассчитали такие риски, и по ним видно, что самое уязвимое и опасное — это поставки газа по трубопроводам из России: 27 пунктов. На втором месте — прекращение поставок нефти. Но важным также является распределение нефтепродуктов и субсидирование тепловой энергии на котельных», – объясняет эксперт.

Он подчёркивает: «В случае экономических сложностей восприятие сокращения субсидий, особенно на тепловую энергию, может вызвать серьёзные социальные шоки. Сейчас население оплачивает только около 20 % её стоимости — и это потенциально взрывоопасная тема».

 

Какие меры возможны?

Эксперт настаивает: нужно не только анализировать риски, но и быть готовыми к их последствиям.

«Мы собрали мировой опыт и список мер: от создания резервов и перехода на местные ресурсы — торф, биомассу — до ограничения потребления и даже веерных отключений. Важно подготовиться заранее», – говорит Макарчук.

Также он подчёркивает значимость экономических мер: субсидирование использования местных источников энергии, компенсация роста тарифов для населения, а также создание механизмов поддержки в случае резкого удорожания энергии на рынке.

«Если мы не хотим оказаться в ситуации кризиса, как это уже бывало, нужно системно готовиться — и с точки зрения инфраструктуры, и с точки зрения социальной устойчивости», – резюмирует он.

Таким образом, энергетический переход — это не дань моде, а экономическая необходимость. Беларусь рискует остаться на обочине, если не начнёт стратегически переосмыслять свою энергетическую политику и не инвестирует в модернизацию инфраструктуры, развитие возобновляемых источников и снижение выбросов.