Живут среди радиации, покупают только хлеб и гречку
Вырастить свой урожай, экологичный или просто более дешёвый по сравнению с магазином, «есть своё» — это то, для чего заводят дачный огород. В 90-е дачи и дачные огороды выглядели как способ справиться с дефицитом и бедностью — но на самом деле довольно сложно посчитать экономическую эффективность такого предприятия.
Продукты считают банками (закатки), мешками (картошку), корзинами (грибы, сливы или вишни) – но учитывает ли кто-то при этом, скажем, амортизацию автомобиля или рабочие часы собственно тех, кто работал?
Если всё же провести подсчёты, то порой экономически огород нерентабелен, но при этом его владелец уверен в более высоком качестве продуктов… И к тому же он получает неформальное пространство со всеми его соседскими отношениями иногда весьма автономное.
«Они покупают только хлеб, муку, рис, гречку и макароны», – говорит жительница Минска о своих родителях, живущих в загрязнённой радиацией зоне. Она — одна из героинь, интервью с которой использовано в книге 2009 года «Datcha Blues: éxistences ordinaires et dictature en Biélorussie» («Дачный блюз: диктатура и повседневная жизнь в Беларуси»).
Самогон как способ повышения рентабельности
Беларусская дача — это не просто огород и тишина, уверен автор книги, антрополог Ронан Эрвуэт, который родился и вырос во Франции. Он около десяти лет провёл в Беларуси и сделал её предметом своего изучения. Ронан Эрвуэт утверждает, что дачи, среди прочего, являются способом получить назад свои свободу и достоинство, если им кто-то угрожает.
Порой дачи — это форма дезертирства , пассивного сопротивления логике власти и переполненному идеологией пространству с его множеством мелких надоедливых закономерностей. В дачах есть что-то, что позволяет временно выйти из системы, где всё под контролем.
Ведь именно мелочи отнимают силы — на это Эрвуэт обращает внимание в начале нулевых в Минске. Очередь в бассейн, в который ты никогда не попадаешь — потому что не успел на сеанс, потому что стоял в очереди. В минский бассейн исследователь больше не ходил.
Другой пример: попытка сесть на поезд в мае 2000 года в Минске, которая чуть не провалилась, потому что милиция перекрыла проспект Скорины (сейчас Независимости).
Даже такси не хотели, точнее, не могли отвезти автора на вокзал — но помог водитель обычного автомобиля. Автор книги принял его за нелегального таксиста, тот убедил милицию их пропустить. Но его аргументом стало удостоверение сотрудника КГБ.
Впрочем, практики в системе вне контроля тоже иногда довольно противоречивы. Антрополог описывает один из способов сделать дачный огород выгоднее: так, мужчина купил задёшево дом в деревне, отстроил его и с семьёй возделывал большой огород, одного лука в первый год выросло около 50 килограммов.
«Если бы А. не работал в милиции, не оказывал услуги, если б у него не было самогона… Это бы стоило в два с половиной раза дороже… Люди крадут, бетон он покупает за полцены, дерево он выменял за самогон», – цитирует автор своих собеседников.
Промолчать и не участвовать — тоже сопротивление
Деталь, которая подмечена одним из собеседников автора в книге о дачах — что по сути сельская местность и города противостоят друг другу, и стереотипно огородники считают горожан ленивыми, а горожане сельских жителей — глупыми.
Но идея о «глупости» может обретать иной смысл в контексте дач как некоего способа освободиться. Притворное неведение («feigned ignorance») по сути является формой молчаливого сопротивления, не требующей публичного проявления, пишет американский антрополог Джеймс Скотт в 1985 году.
Он перечисляет другие тихие способы несогласия: ускользнуть, промолчать, не участвовать. Скотт также описывает, что государство, наводя порядок сверху, игнорирует всё, что не поддаётся его чёткому анализу и документированию. Что нельзя заметить — нельзя проконтролировать.
Возможно, само существование на даче является формой несогласия? Ведь дачи как бы ускользают из системы, к ним не относятся всерьёз. Так, согласно беларусским законам дачные домики — это нечто временное, где нет ни отопления, ни канализации, непригодное для постоянного проживания, там нельзя получить прописку.
В Беларуси сейчас около 5 тысяч садовых товариществ, в каждом из которых десятки домов или больше. Они формально не считаются «деревней», тарифы за газ и коммунальные услуги у их на порядок выше.
Хотя превратить дачи в «настоящее» жильё и «настоящие» населённые пункты уже можно. Для переведения такого жилья в разряд «настоящего» есть отдельная процедура, одобренная Указом президента.
Шторы — способ справиться с кризисом
О символическом значении пространств, подобных дачам, потребностях их пользователей написан ряд книг и исследований по антропологии, социологии и другим направлениям, связанным с постсоветской историей.
Например, некоторые пространства создают как бы иную реальность в рамках систем, кажущихся незыблемыми. Эти «пространства вненаходимости» позволяют выйти за пределы системных или антисистемных отношений и описываются в книге 2014 года о СССР «Это было навсегда, пока не кончилось». Её написал Алексей Юрчак, американский антрополог российского происхождения, профессор Калифорнийского университета в Беркли.
Также у материальных объектов и пространств, где они расположены, отдельные детали объединены паттернами и имеют символическое значение. Например, помните способ навести порядок, закрыв всё шторами, скатертями и так далее? Так вот дело не только в «порядке», ещё это способ добиться приватности.
В случае штор это довольно очевидно, но гораздо менее очевидно, что разнообразные шторы и ткани могут быть способом «справляться» со сложной реальностью, привнести свои правила в переполненное идеологией пространство.
Ткани являются одной из тактик для присвоения архитектурных пространств и материальной культуры. Люди их использовали, чтобы справляться с повседневной жизнью и её обстоятельствами, от пятилетных планов до развала СССР, говорится в аннотации книги «Археология социализма». Её написал антрополог, профессор материальной культуры из Лондона Виктор Бухли в 1999 году.
Книга написана не про Беларусь, но, тем не менее, позволяет легко провести параллели с сегодняшней реальностью, где обычная штора в жилище может разделять приватное и публичное.
Так, шторы могут повлиять на то, считается ли квартира общественным местом. Это происходит «при определённых обстоятельствах», по мнению некоторых чиновников в Минске, что включает разного рода хулиганство, политическую символику или прогулки голышом.
В последнем случае если штора не задёрнута или она прозрачная, и как только вас увидели — сразу же балкон и превратился в общественное место. И тут наблюдения Бухли по поводу штор как способа сохранить приватность весьма точны.
Так от чего же люди бегут за город? Возможно, правильно сказать не о том, от чего, а зачем. Возможно, жители дач ищут путь к свободе, или хотя бы к справедливости в несправедливом мире — через перемещение в место и время, где каждый сам себе хозяин.